Тайны наследников Северного Графства - Страница 33

— С тобой невозможно нормально разговаривать, ведьма!

— Кто бы говорил! Сам через слово «я не могу сказать», «это страшная тайна и все, кто знают ее, умирают», «молчи, а то не закую в серебро»… Это с тобой невозможно разговаривать, инквизитор.

— Неправда, — возразил Арланд. — Я говорю обо всем, о чем могу.

— То есть, практически ни о чем, — хмыкаю.

Арланд напрягся всем телом и еще сильнее вцепился мне в руку.

— Что, неужели так больно?

— Я почти полноценный инквизитор, из-за этого на мне не отражаются вредящие заклинания, а созидающие причиняют боль, — сквозь сжатые зубы выдавил Арланд.

— Святая вода тебе не помогает, заклинания не помогают… Ты как жить собрался с такой профессией? Ран у тебя будет немало, а лечить их, выходит, нечем. Вообще, каким идиотом надо быть, чтобы будучи нечистью пойти в инквизицию?

— Идиотом, которому не хочется всю оставшуюся жизнь провести по страшными пытками. Инквизитора никогда и никто не сможет обвинить в том, что он связан с темными силами. И я не нечисть, повторяю!

— Так вот, зачем ты туда пошел, — усмехаюсь. — Хитрозадая нечисть живет дольше, это верно…

— Хватит так меня называть! Я человек, такой же, как и ты!… Почти.

— Ну тише, тише, разорался… Ответственный момент, помолчи. Наверное, сейчас будет немного больно.

Мое «наверное» оправдалось, Арланд честно старался держать себя в руках, но в итоге все же тихонько завыл. Это был тот самый жуткий звериный вой, который я подслушала тогда в тайном коридоре… От этого звука у меня по спине побежали мурашки страха.

— Арланд, ты мог бы не выть?

— Д-да… постараюсь…

Еще несколько минут экзекуция продолжалась, а потом я, почему-то с облегчением, оставила инквизитора.

— Ну как, живой? — спрашиваю.

— Да, живой, — уже спокойнее ответил Арланд, начиная застегивать все обратно. — Спасибо тебе.

— А можно нескромный вопрос?

— Только один.

— Если ты не нечисть, то почему на тебя святая вода действует, как на нечисть?

— Святая вода это не оружие против одной только нечисти. Святая вода это оружие против зла. Хочешь, объясню, как она работает?

— Да, хочу, — соглашаюсь, усаживаясь на бревне поудобнее.

Теперь, когда света от заклинаний не было, я могла открыть глаза. Пока ничего, кроме воды, я различить не могла, потому стала смотреть на речку.

— Любая вода может накапливать в себе информацию и эмоции. Если пьешь воду разозленным, она станет слабеньким ядом, если помолиться над кружкой, а потом выпить, вода станет полезной. Святая вода освящается жрецами разных богов, смотря при каком боге ты священник. Жрецы наделяют простую воду энергией, которая усиливает ее способность копировать эмоции и состояние. Если обрызгать этой водой жестокого убийцу, она скопирует состояние его души и причинит ему боль, слабую, но все же боль. Нечисть — это порождение зла, они только и стремиться к тому, чтобы распространять беды, потому святая вода для нее губительна.

— Почему же тогда она на тебя, инквизитора, действует?

— Я… убивал. Всего один раз, но очень жестоко. Я убил из страха, испугался почти до обморока, но, несмотря на это, тогда я вполне понимал, что делаю. Я осознанно обрек человека на вечные страдания, а так поступают только чудовища в человеческом обличии. С тех пор мучаюсь. Правда, было еще кое-что… но это у меня от рождения.

— И кого же ты убил?

— Тебе правда так надо это знать?

— Хотелось бы. Рассказывай, хватит темнить.

— Ладно. Когда мне было четырнадцать, к нам в поместье приехал инквизитор. Он пробыл у нас несколько дней, все выискивал что-то. Как оказалось, он уловил колебания темных сил от поместья и приехал разбираться. Тогда я еще не был защищен и не умел управлять тем, что имею, потому легко было понять, что темные силы идут именно от меня. На пятый день он зашел в мою комнату в башне, когда я был там один, и начал мне рассказывать о том, что меня ждет. Инквизитор сказал, что меня заберут в аббатство, где я прослужу монахом всю оставшуюся жизнь. Рассказал, что это необходимо, потому что внутри меня спит чудовище, опасное для людей. Он сказал, что я никогда не увижу больше свою семью, никогда не создам собственную и должен буду отречься от всех своих способностей, потому что они не принесут в мир ничего хорошего. Он говорил спокойно, не угрожал, просто объяснял, что меня ждет и почему мне необходимо отказаться от всего, что у меня есть. Я очень испугался, потому что тогда я уже имел такие вещи, потерять которые было страшнее смерти. Я уже слышал об инквизиции и подумал, что меня хотят упечь в подвалы и пытать, пока я не раскаюсь неизвестно в чем. К тому времени я прекрасно знал, что это такое, сидеть в заточении под наблюдением каких-то странных людей, которые требуют от тебя непонятно чего, и, как и любой человек, я больше всего на свете боялся оказать в подобном месте вновь, тем более, если на этот раз будут не только запирать, но и причинять физическую боль… Испугавшись, я призвал жуткую тварь и велел ей сожрать душу инквизитора. Его тело я выкинул из окна, а семье сказал, что он пьяный ворвался ко мне в башню и начал угрожать, а потом, разбушевавшись, кинулся на меня, но промахнулся и врезался в окно, разбил головой стекло и вылетел. Мне поверили, так как опровергнуть мои слова было некому. Душа этого человека до сих пор находится в утробе той твари, он страдает… А я здесь, сижу и разговариваю с тобой.

— Мда… В четырнадцать лет я бы так не смогла, — пораженно вздыхаю. — Слишком хладнокровно для меня… Да и вообще для ребенка.